THE LIFE AND WORK OF SERGEI ESENIN (1895-1925)

1. Заметался пожар голубой…

Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

Был я весь — как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.

Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.

Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.

Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил,
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.

Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали…
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

1923 г.

1. When the blue fire burst into flame... 

When the blue fire burst into flame
I forgot native distances calling.
For the first time I sang of my love,
For the first time I gave up my brawling.

I resembled a garden grown wild 
And had passion for women and drinking.
But then dancing and wine lost their charm
And just wasting my life without thinking.

I could only have wished to see you 
And your eyes like the whirlpool so golden, 
Knowing you, never fond of the past,
To another could not be beholden.

Lightest form with the gentlest gait:
If you knew in your heart so dismissive,
How a hooligan changes his ways,
How in love he can be so submissive.

Noisy taverns I would have renounced 
And stopped writing my verse and declaiming, 
For one touch of your soft, gentle hand 
And your hair with its autumnal flaming.

I would follow you all of my life,
Not to heed near or far distant calling...
For the first time I sang of my love,
For the first time I gave up my brawling.  

2. Не жалею, не зову, не плачу…

Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.

Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.

Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст
О моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств.

Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя? иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.

Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.

1922 г.

2. With no regret, no call, no tearful parting...

With no regret, no call, no tearful parting
Like smoke from the white apple tree unsung, 
Yes, all will pass, and I in gold enveloped 
Shall fade away; no more shall I be young.

No longer will you flutter as you used to,
My heart, touched by the chill of some cold hand. 
The cotton of the birch trees will not tempt me 
To roam barefoot about their magic land.

Ah, restless spirit! Rarely and more rarely
Your flame will to the lips of passion rise.
The freshness I once had has now departed,
The flood of feelings, riot of the eyes.

At last, in my desires I have grown meaner,
My life, or is it just the dream you bring?
As if I galloped on a rosy stallion  
To meet the early, echoing hour of spring.

We all live in this world of putrefaction,
And bronze drips from the maple with a sigh.
Be blessed forever with this benediction,
All you, who came to flower and to die.

3. Клён ты мой опавший...

Клён ты мой опавший, клён заледенелый,
Что стоишь, нагнувшись, под метелью белой?

Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел

И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу.

Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий,
Не дойду до дома с дружеской попойки.

Там вон встретил вербу, там сосну приметил,
Распевал им песни под метель о лете.

Сам себе казался я таким же кленом,
Только не опавшим, а вовсю зеленым.

И, утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую, обнимал березку.

1925 г.

3. My maple tree so bare now...

My maple tree so bare now, my maple frozen, groaning,
Why do you stand there bowing beneath the snow- storm’s moaning?

Did you see something stirring? Did you hear someone talking?
It seems that you’ve been roaming the village while out walking.

And like a drunken watchman upon the road you stumbled,
Your leg was frozen solid in the snow-drift where you tumbled.

Alas, today I totter; like you, I feel unstable,
I doubt that I shall make it from the friendly drinking table.

And there I met a willow, I heard a pine-tree calling,
I sang them songs of summer as snow flakes went on falling.

I felt just like the maple, the one that I’d discovered,
And yet, I was not bare then, but green and thickly covered.

At once I lost my shyness and drunk, behaving badly,
I hugged the birch-tree, like someone else’s woman, madly.  

4. Вечером синим, вечером лунным…

Вечером синим, вечером лунным
Был я когда-то красивым и юным.

Неудержимо, неповторимо
Все пролетело… далече… мимо…

Сердце остыло, и выцвели очи…
Синее счастье! Лунные ночи!

4/5 октября 1925 г.

4. On a dark blue night in moonlight rare...

On a dark blue night in moonlight rare
Once I was handsome, young and fair.

Uncontrollably, quite uniquely 
Everything fled, so far, so quickly.

The heart grew cool and dim the eyes; 
Dark blue happiness! Moonlit skies!

5. Не криви улыбку, руки теребя...

Не криви улыбку, руки теребя, —
Я люблю другую, только не тебя.

Ты сама ведь знаешь, знаешь хорошо —
Не тебя я вижу, не к тебе пришел.

Проходил я мимо, сердцу все равно —
Просто захотелось заглянуть в окно.

1925 г.

5.  Don’t smile and pull such faces...

Don’t smile and pull such faces,
Don’t wring your hands. 
It’s through. You see, I love another,
Another, but not you.

I think you know the answer,
You know it well and true - 
I never tried to see you,
I never came to you.

My heart felt no affection,
I came your way by chance - 
But as I passed your window,
I thought I’d steal a glance.

6. Я помню, любимая, помню...

Я помню, любимая, помню
Сиянье твоих волос.
Не радостно и не легко мне
Покинуть тебя привелось.

Я помню осенние ночи,
Березовый шорох теней,
Пусть дни тогда были короче,
Луна нам светила длинней.

Я помню, ты мне говорила:
«Пройдут голубые года,
И ты позабудешь, мой милый,
С другою меня навсегда».

Сегодня цветущая липа
Напомнила чувствам опять,
Как нежно тогда я сыпал
Цветы на кудрявую прядь.

И сердце, остыть не готовясь,
И грустно другую любя.
Как будто любимую повесть,
С другой вспоминает тебя.

6. I remember, my love, I remember...

I remember, my love, I remember
The radiant glow of your hair.
It was hard, and it gave me no pleasure 
To go off and abandon you there.

I remember the nights of the autumn,
The rustling birch in the shade.
Though the days at that time were much shorter, 
The moonlight took longer to fade.

I remember, you said to me softly:
“They will vanish these years of light blue,
And you will forget me, my darling;
Another will come to love you.”

But today the blossoming linden 
Made me think of those days without care;
How tenderly then I strewed flowers 
On your locks and the curls of your hair.

And my heart, without losing its ardour,
Sadly loving somebody new,
Recalls you like a favourite story
When with my latest love.

7. Плачет метель, как цыганская скрипка…

Плачет метель, как цыганская скрипка.
Милая девушка, злая улыбка,
Я ль не робею от синего взгляда?
Много мне нужно и много не надо.

Так мы далеки и так не схожи —
Ты молодая, а я все прожил.
Юношам счастье, а мне лишь память
Снежною ночью в лихую замять.

Я не заласкан — буря мне скрипка.
Сердце метелит твоя улыбка.

1925 г.

7. The snow storm weeps like a gypsy violin...

The snow storm weeps like a gypsy violin.
My sweetest girl; your smile, a wicked grin.
But do I fear your glances of dark blue?
I need so much; but not so much from you.

We’re far apart; you’re not like me at all;
You are so young, and I’ve been through it all. 
But youth is happy; all that’s left to me 
Are thoughts of snowy nights in misery.

I’m not caressed; the storm’s my violin;
Your smile pounds at my heart, your wicked grin.

8. Отговорила роща золотая…

Отговорила роща золотая
Берёзовым, весёлым языком,
И журавли, печально пролетая,
Уж не жалеют больше ни о ком.

Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник —
Пройдёт, зайдёт и вновь оставит дом.
О всех ушедших грезит конопляник
С широким месяцем над голубым прудом.

Стою один среди равнины голой,
А журавлей относит ветер в даль,
Я полон дум о юности весёлой,
Но ничего в прошедшем мне не жаль.

Не жаль мне лет, растраченных напрасно,
Не жаль души сиреневую цветь.
В саду горит костёр рябины красной,
Но никого не может он согреть.

Не обгорят рябиновые кисти,
От желтизны не опадёт трава,
Как дерево роняет тихо листья,
Так я роняю грустные слова.

И если время, ветром разметая,
Сгребёт их все в один ненужный ком…
Скажите так… что роща золотая
Отговорила милым языком.

1924 г.

8. The golden grove has lost its power of speaking...

The golden grove has lost its power of speaking,
The story of its birch tree tongue is done,
And when the cranes fly sadly ever onwards,
No longer do they care for anyone.

Who should we grieve for? Everyone’s a drifter - 
They come, then leave their homes and pass beyond. 
The hemp-field dreams of all who once departed. 
The moon is wide above the dark blue pond.

Upon the naked plain I stood with no one,
And by the wind the cranes are driven on.
About my happy youth my thoughts come rushing, 
But I have no regrets for what has gone.

I do not mind the years that I have wasted;
I do not mind the lilac-flowering soul.
The rowan’s fire burns red about the garden,
But gives no warmth to anyone at all.

The rowan clusters will not yield to burning,
Nor will the grass fade in the yellow sun.
And as the tree discards its leaves so gently,
So shall I shed my sad words one by one.

If time goes by and with the wind comes sweeping 
And rakes them into one unwanted pile...
Just say... the golden grove is lost in silence 
And can no longer with its song beguile.

9. Я спросил сегодня у менялы…

Я спросил сегодня у менялы,
Что дает за полтумана по рублю,
Как сказать мне для прекрасной Лалы
По-персидски нежное «люблю»?

Я спросил сегодня у менялы
Легче ветра, тише Ванских струй,
Как назвать мне для прекрасной Лалы
Слово ласковое «поцелуй»?

И еще спросил я у менялы,
В сердце робость глубже притая,
Как сказать мне для прекрасной Лалы,
Как сказать ей, что она «моя»?

И ответил мне меняла кратко:
О любви в словах не говорят,
О любви вздыхают лишь украдкой,
Да глаза, как яхонты, горят.

Поцелуй названья не имеет,
Поцелуй не надпись на гробах.
Красной розой поцелуи веют,
Лепестками тая на губах.

От любви не требуют поруки,
С нею знают радость и беду.
«Ты — моя» сказать лишь могут руки,
Что срывали черную чадру.

1924 г.

9. Today I went to ask the money-changer...

Today I went to ask the money-changer,
Who gives a rouble for a half-tuman:
‘What words in Persian for my lovely Lala 
Express “I love you”? Tell me if you can.’

Today I went to ask the money-changer 
More softly than the breeze that blows on Van, 
What tender words to use for lovely Lala,
When asking for a kiss that might be won.

Again I went and asked the money-changer,
With shyness hidden deeper in my heart,
How I might make it clear to lovely Lala 
That she is mine, and we shall never part.

The money-changer gave me one short answer: 
‘By words alone love cannot be expressed.
But love is shown in eyes that bum like sapphires 
And stealthy sighs that well up in the breast.

In words the sweetest kiss has no expression,
Like some inscription on a tomb unfelt.
For kisses must be blown like scarlet roses 
And on the lips their tender petals melt.

In love no guarantee comes for the asking,
For here both grief and happiness reside.
And “you are mine” the hands can only utter, 
When they have cast the dusky veil aside.’

10. Шаганэ ты моя, Шаганэ!

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

Потому, что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий.
Потому, что я с севера, что ли.

Я готов рассказать тебе поле,
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи —
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.

Про волнистую рожь при луне
По кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при луне.

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне…
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

1924 г.

10.  Shahane, you are my Shahane...

Shahane, you are my Shahane,
Since I come from the north, let me say,
How the billowing rye in the fields 
To the moonlight submissively yields, 
Shahane, you are my Shahane.

Ah, the moon in the north is so fair 
And a hundred times bigger than here,
Your Shiraz may be fine in your eyes,
But Ryazan has its wide, open skies.
Ah, the moon in the north is so fair.

Let me talk of the fields with a sigh,
How my locks were the gift of the rye,
Twine them round through your fingers again - 
Your caressing will give me no pain.
Let me talk of the fields with a sigh.

Through the billowing rye in the moon 
Take a guess from my curls; and quite soon 
You will laugh, but, my dear, when we part,
Do not wake longing thoughts in my heart 
Through the billowing rye in the moon.

Shahane, you are my Shahane,
But there, in the north far away,
Is a girl, who is so much like you,
And perhaps she remembers me too... 
Shahane, you are my Shahane.

11. До свиданья, друг мой, до свиданья…

До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, —
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.

1925 г.

11. Farewell, my dear friend, farewell

Farewell, my dear friend, farewell.
In my heart, forever, you’ll stay.
May our fated parting foretell
That we will meet again some day.

Let no words, no handshakes ensue,
No saddened brows in remorse –
In this life, dying is nothing new,
And living’s no newer, of course.

Translator unknown